Мне приснился чудный сон...

Мне приснился чудный сон,

Что меня не любит он.

Стала плакать я во сне,

Но сказал он тихо мне:

«Не печалуйся, Наташа,

Скоро будет свадьба наша».

Сон мой грустный перестал,

Он меня поцеловал.

Утром снова стало грустно:

На душе светло и пусто.

1968

Песня делегатов

Люди идут по свету.

Мы тоже пойдем за ними,

Откроем свои законы,

Руки, планеты, моря,

Но будет сиять над нами

В небе большом и синем

Яркая золотая тюзовская звезда.

Пойдем мы по белу свету

За радостью и тревогой

И на прощанье песню

Тихо свою споем.

И будут качаться сосны,

Будет нелегкой дорога,

Но тюзовские программки

Мы с собой возьмем.

И сердце опять заноет

Где-то в глуши таежной,

Потянет опять в любимый

Темный гудящий зал.

И снова молчат герои,

И снова смешно и сложно,

И снова на горизонте —

Нагроможденье скал.

И солнце взойдет над нами,

Шагать не устанут ноги.

Но мы никогда не забудем

Наш делегатский союз.

Никто ничего не скажет,

Никто не назначит сроки —

Мы просто к тебе вернемся,

Любимый наш светлый ТЮЗ.

1967

Я не была великим поэтом Ленинградского ТЮЗа. У нас была девочка Таня Виноградова, вот ее песни были замечательные: искренние, самобытные, невероятно талантливые. Но моя душа тоже рвалась что-то сказать. И последней школьной весной, когда встало в полный рост близкое расставание с ТЮЗом, я написала свои стихи на знаменитую песню «Люди идут по свету». Стихи очень понравились Зиновию Яковлевичу Корогодскому. Они были опубликованы тюзовской страничкой в количестве 2000 экз. (Мой самый большой тираж!)
Отец очень жалел, что на этой страничке нигде нет моего имени, хоть самым мелким шрифтом. И он был прав, конечно.
Значительно позже вышел фильм о ТЮЗе, озвученный именно моей песней, для которой композитор написал музыку. Я уже понимала, что за музыку к документальному фильму композитору были заплачены деньги. А автору текста? У текста не оказалось автора. Стихи — народные…

И много лет, пока был жив ТЮЗ и З.Я. эту песню, которая стала гимном, во всех залах пели стоя.

Школьное. Последнее

Пожалуйста, послушай свое сердце.

Давай с тобою вспомним то, что было.

Своим воспоминаниям доверься,

Мой друг, моя любовь, Людмила.

Как было много в ней плохого: школа…

Но это мы оставим. Десять лет

Любви, надежд, тревог и волейбола —

Всех детских радостей и вечных бед.

Ведь было хорошо! Ведь ты не споришь?

Ведь плыл же Эрмитаж наивным сном!

Когда-нибудь мы в прошлое посмотрим:

Мы — девочки, мы счастливы… Смешно!

И не забыть арбатской тихой песни.

Москва, Москва — твоя любовь и боль.

Все это школа, это наше детство,

И на щеках не высохшая соль.

Прости меня, прости меня, мой друже.

Меня печалью горькой обожгло.

Я не хочу… тебе не станет хуже…

Но детство ведь одно. Оно — прошло.

1967

Стихи написаны прямо в классе на уроке то ли математики, то ли физики.

Миледи

Шпаги скрестились за вас, королева,

Шпаги скрестились, Миледи, за вас.

Но умирать молодым не дело,

Но умирать молодым не дело

В этот божественный утренний час.

Всадники вскачь пронеслись мимо окон –

Ваши поклонники.

Смейтесь им вслед!

Смейтесь, Миледи, вы прокляты Богом,

Со страхом взирает на вас белый свет.

Вы злая, коварная, мерзкая женщина,

Любовники ваши – не счесть им числа,

А тайно вы с графом каким-то повенчаны…

Вот вам, Миледи, людская молва!

Ваши остроты – направо, налево…

Вы где? Вы покинула нас?

Шпаги скрестились за вас, королева,

Шпаги скрестились, Миледи, за вас.

1967

На 23-ю линию Васильевского острова

На 23 линию

Васильевского острова

Судьба меня сегодня занесла.

Шагала я по улицам,

А у асфальта мокрого

Печаль не сочиненная была.

Она плыла по улицам,

Такая необычная,

Какой и не бывает у людей.

Она была неласкова

С торжественным обычаем

Пустого отраженья фонарей.

Асфальт хотел очиститься

От зимней грязной накипи,

Хотел быть очень чистым, как слеза.

Но оказалось – сложно,

И все надежды плакали,

И оказалось попросту – нельзя.

Капель стояла в воздухе,

Как это утро раннее,

Как наше очищенье от грехов.

Капель стояла в воздухе,

И тонкий лед вызванивал

Мелодию весеннюю стихов.

И грусть плыла по лужицам

Весеннего асфальта –

Сверкала и сияла бирюза.

Неслышно прокатилась

По ласковому марту

Печальная прозрачная слеза.

1966(1967?)

Той весной (теперь уже не знаю, которой) была у меня поездка на Васильевский остров — случайная и неожиданная. После дневного спектакля в ТЮЗе осталась почему-то одна маленькая девочка, которая даже не знала, как доехать до дому. Я вызвалась (или меня попросили) ее отвезти. И мы с ней поехали — на 23-ю линию Васильевского острова…

А кто-то когда-то купит...

Моим стихам — как драгоценным винам —Настанет свой черед.

Марина Цветаева

***

А кто-то когда-то купит

За десять звонких монет

Горечь моей разлуки,

Весну и солнечный свет.

Кто-то будет смеяться

Над песней моей души.

Я буду шутом, паяцем:

«Эй, шут, народ посмеши!..»

Я так не хочу, не надо.

Не смейте меня топтать!

Стихи – это просто радость,

Нельзя ее продавать.

Радостью можно делиться.

Стихи я отдам друзьям.

Не будет на полках пылиться

Сердце мое, как хлам.

Не будут дробиться медью

Звезды моих ночей,

Не будет мой стих последний

Брошенный и ничей.

                                        1965

Тит и Береника

Сегодня везде продавали гвоздику.

Спокойно, с букетом тяжелым в руках

Впервые я шла по земле Береникой,

Не в силах улыбку сдержать на губах.

Был город встревожен моим появленьем,

И светлую голову молча склоня,

Стоял человек и смотрел с изумленьем —

То был император, влюбленный в меня.

1977

Солнечный апрель

Приходит солнечный апрель.

Я много лет живу на свете.

Смеясь, бегут чужие дети

По первым лужам во дворе.

Опять весна в моем окне.

Я продолжаю жить упрямо,

Но мне никто не скажет «мама»

В беспечном сладком полусне.

Как просто распашонки шить

И называть кого-то мужем…

Мне жизни нет, пока по лужам

Ребенок мой не побежит!

1976

Прости меня, жизнь…

Прости меня, жизнь, я тебя никогда не любила,

Как мачеху злую, бессильно и злобно кляла.

Твои небеса я со лба своего отводила —

Ты молча стояла при солнце весеннем светла.

Хвала и хула не касались тебя, дорогая.

Меня ты простила и злобу смешную мою.

Ты долго смотрела, как я от тебя убегаю,

Как я пред тобою в пыли на коленях стою.

Чего я просила, все реже, все горше, все тише?

И ты в ожиданье склонилась над бедным птенцом:

Когда же я встану, когда, наконец, я увижу

Глаза и улыбку, твое золотое лицо…

1976

Прокрутите мне, пожалуйста…

Прокрутите мне, пожалуйста, сначала

Многодневное занятное кино.

Я по дереву три раза постучала —

Проиграться бы иначе все должно.

Будет  вечер обозначен фонарями,

Белым проводом над островом — зима,

И слова, тогда не сказанные нами,

Оборвут уже начавшийся обман.

Запечатывать конверты не придется,

потому что расколдую я тебя.

Будет солнце, очень много будет солнца,

Даже платье будет белое до пят!

Вот такое прокрутите — интересно

Посмотреть полувсерьез со стороны.

…Парапеты обрываются отвесно

В голубые и серебряные сны,

Где встречаться не опасно и не больно,

Путь известен от начала до конца,

Где играет и легко и своевольно

Девушка от  первого лица.

1976

Душа взрослеет медленно…

Душа взрослеет медленно, с трудом,

Болит и плачет, но — не прозревает.

Как горький плод на ветке вызревает,

Бездумно греясь в солнце золотом.

Ей не по нраву ветры и дожди.

Придет зима — и стужей испугает.

В утробной тьме своей изнемогая,

Душа болит и рвется из груди.

Не мучайся, не плачь и не спеши,

Не торопи спокойную природу.

Не в первый раз она врачует роды

Наивной и беспомощной души.

Когда твои откроются глаза,

Когда ты станешь сильной и счастливой,

В вечерний час у тихого залива

Я отпущу тебя под небеса.

1974

В долгу перед городом

Я в долгу перед городом нашим.

На гранитных его берегах

Я тоскую о круглых ромашках,

О веселых зеленых лугах.

На меня, удивленно глазея,

Три пичуги над лугом кружат.

Там, где нет ни дворцов, ни музеев,

Я хотела бы жить не спеша.

И в метро по утрам не толкаться,

В суете городской не гореть…

Но однажды с рассветом подняться —

И в тоске по Неве помереть!

1970