Показаны сообщения с ярлыком 1970-е.. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком 1970-е.. Показать все сообщения

суббота, 20 февраля 2016 г.

Железый завод










КРАНОВЩИЦА

Бетонный пролет небосвода
Твой кран осеняет крылом.
Завод — это антиприрода,
Железа густой бурелом.

Ты глохнешь за смену, ты слепнешь…
Пятнадцать ушло январей.
Во сне к тебе тянутся клешни
Стальных пучеглазых зверей.

Ты дрогнешь крутыми плечами,
ты водкой себя оглушишь,
И замуж ты выйдешь случайно,
Железных детей народишь.

ТОКАРЬ

Детали, детали, детали,
Эмульсия студит резец.
Так в юности было, в начале,
И будет, видать, под конец.

Холодная ровная стружка
На масляном стылом полу.
Зато не деталька — игрушка,
И глупый чертеж ни к чему.

Он допуски чувствует нервом,
И глаз, говорят, — ватерпас.
Три нормы, коль скажут, он первым
К закату тяжелому сдаст.

Закончив, погладит любовно
Шершавую кожу станка,
На цех оглянется просторный,
Кивнет бригадиру «Пока!..»

Он — мастер любых операций.
Но руки до смерти черны.
Кощунственно ими касаться
Любимого тела жены.

БОЛТ

Валялся старый проржавелый болт.
Его ногами походя пинали,
И в грязь, и в снег топтали и вминали —
Весь хлам железный по нему прошел.

Ему кричали раньше «Попотей!» —
И он вгрызался в глубину металла.
Потом его скорежило, сломало.
Теперь он злобу держит на людей.

Он видит  металлические сны.
Пусть вспыхнет солнце в золотом июле —
И он сверкнет, как маленькая пуля,
Резерв грядущей атомной войны.

КОНТСРУКТОР

Он начал когда-то рабочим.
Авралил, стоял у станка,
Учился урывками, ночью —
Чертить не хотела рука.

Но виделись светлые залы
Пустых и бесшумных цехов,
Где строгие формы металла
Сродни очертанью цветов.

Вращаются точные фрезы,
Скользит перфолента во тьму,
И грозная сила железа
Подвластна не силе — уму.

…Конструктор не курит махорки,
За кульманом смену стоит.
Но больше в рабочей каптерке
Его не считают своим.

ДОСКА ПОЧЕТА

Несчастье давит на плечо:
Прямоугольник телеграммы.
В окно единственным лучом
Большое солнце светит прямо.

Расчерчен мир и человек:
Прямоугольники, квадраты…
Излучены веселых рек
Мы выпрямляем аккуратно.

Аллея славы — как стрела.
Прямоугольная трибуна.
Торжеств роскошная шкала
Под скрепку прячет ветер бурный.

Пропорции сохранены
И упорядочены даты.
Живые люди сведены
К фотографическим квадратам.

РЫБАЛКА

                        А.И.Пехтину

Проверены с вечера снасти,
Рюкзак сторожит в проходной.
Закончится смена — и мастер
Уедет в туман над рекой.

Там ходят по заводям щуки,
А берег зарос ивняком.
К металлу привычные руки
Колдуют над тонким крючком.

В предутреннем мареве звезды
Прощально мерцают с небес.
В глазах — стариковские слезы.
Молчит понимающе лес.

Туман будет с удочки капать,
В костре посереет зола…
А кто не умеет заплакать,
В том, видно, душа умерла.

Старик отдохнет, отрыбалит,
Спокойный вернется домой,
Припомнит зеленые дали
И утренний свет проходной.

Он вспомнит ребят и бригаду,
С которой не смеет стареть,
Что завтра собранье, и надо
Пиджак со «Звездою» надеть…

1975–1979

среда, 3 февраля 2016 г.

Такси






Зачем же такси заказное
Нас в город чужой увезло,
Где радости нет и покоя,
Где царствует вечно зло,

Где грязью заляпаны стены,
Где даже дышать тяжело,
И страшное слово «измена»
Клеймит опозоренный лоб.

Как сотни своих заключенных,
Нас примет счастливая ложь,
Когда, наконец, обреченно
Ты мой телефон наберешь.
10.06.1978

Холодный день…







Холодный день без твоего звонка…
Я буду помнить это ожиданье —
Несбывшееся снежное свиданье,
Прошедшие над нами облака.

Был у зимы совсем привычный вид,
В соседнем доме три окна светилось,
И ничего на свете не случилось —
Остановилось сердце у любви.
1978

Что может женщина?..







Что может женщина? Увы,
Собою быть — и то едва ли.
Три черных ведьмы колдовали,
У белокурой головы,
Курили дым дурман-травы
И хохотали, хохотали.

И перестали птицы петь
У бедной детской колыбели,
И даже звезды не посмели
В лицо красавице смотреть.
Старухи злобно терли медь,
Их лица по углам серели.

«Как отраженье в зеркалах,
Ты станешь мутной и неясной,
Полуреальной и безгласной,
Являться будешь в страшных снах
И биться в четырех углах
Почти безумна, но прекрасна…»

Так бормотали час и два,
И воздух стал душистым смрадом,
Душа слепой, а чрево адом.
Как с этим жить? А ты жива,
Но знай, что все твои слова
Отныне льются сладким ядом.

Не слыша, слушай вой молвы,
Жги дом и лес, круши распятье —
Природа не сомкнет объятья,
Не успокоит лай совы.
Что может женщина — увы! —
Когда владеет ей проклятье?
1978

Весна в Летнем саду







Сады закрыты на просушку,
Пустые голые сады…
По ни бродил угрюмый Пушкин,
Ломая руки и кусты.

Нева студеная светилась
И злобно билась в берега.
Нева, как царская немилость,
Гнала куда-то облака.

Что делать? Он еще не умер.
Летят, как ветер вдоль реки,
Его тяжелые раздумья,
Его счастливые  стихи.

И надо жить под этим небом,
Где снег мешается с дождем,
Где холод северный свирепо
Вползает в душу, словно в дом.

Была весна в столице грозной,
Был страшен дикий крик ворон.
Был «Памятник» еще не создан,
Хотя, конечно, сотворен.

И ровно в полдень били пушки,
И Пушкин шел во мраке дня.
Сады закрыты на просушку,
Сады закрыты — для меня.
1978

Шкиперский проток







В окно высматриваю парус —
Он должен быть, он должен быть!
Меня увозит мой «Икарус»…
Ну как его остановить!

Зачем я проезжаю мимо
Своей судьбы, своей мечты?
Здесь корабли зимуют зиму,
И мачты белые пусты.

Вмерзают в лед седые шхуны,
Седые бродят моряки.
Они отдали море юным,
Им ставить парус не с руки.

Но есть у них залив и берег,
Прекрасный Шкиперский проток,
Они рисуют в снежном сквере
Маршруты памятных дорог…

Я лишена морской сноровки,
Но по весне пройдет гроза,
Сойду на этой остановке —
И буду ставить паруса!
Январь 1978

Рассветы в Гавани







I
Мой утренний автобус переполнен,
В метро стою, качается вагон.
Я пересуды слушаю невольно,
Закрыв глаза, досматриваю сон.

Я тороплюсь, меня толкает кто-то,
Знакомым людям говорю «Привет!..»
Все думают, я еду на работу,
А я спешу на гаванский рассвет.

II
Какие в Гавани рассветы!
В морозных дымных небесах
Плывет багряная карета,
В шар превращаясь на глазах.

Звучит орган, играют Баха,
Ложатся тени от домов.
Залив торжественно распахнут —
И нет на свете городов.

Где даже снег чернеет, пыльный,
Умолк веселый птичий грай,
Где солнце, пленное, бессильно,
Легло на рельсы под трамвай.
19.01.1978

Было грустно…








Было грустно в юности,
Будет горько в старости.
Натворили глупостей,
Не узнали радостей.

Было счастье трудное,
Затаилось, темное —
Милое, приблудное,
Да не оцененное.

Все казнились, каялись,
Ожидали лучшего.
А потом состарились —
Посветлели душами.

Жизнь моя хорошая,
Жизнь моя безбедная,
Как стихи — не сложена,
Как любовь — не ведома.
1978

Картографы








Вычерчивают женщины моря,
Ведут неторопливо разговоры:
О стирке и обедах говорят,
И долго-долго курят в коридорах.

Посматриваю искоса в окно.
А там весна и купола собора.
Мне в этой душной комнате темно,
Я не люблю пустые разговоры.

Я вечером иду дышать весной,
Картографы бегут по магазинам…
И ждут полгода почты заказной
Из Антарктиды, с Диксона, со льдины.

И вместо сказок детям перед сном
Читают письма с Берингова моря.
Потом вздыхают: «Полевой сезон…»
И долго-долго курят в коридоре.

А утром снова за чертежный стол —
Своим мужьям прокладывать маршруты.
Так я узнала долготу и боль
Одной географической минуты.
1978

Все живите, как хотите…







Все живите, как хотите:
Пейте воду и вино,
Говорите на санскрите,
Уезжайте на Таити,
Рассуждайте про кино —
Мне, ей-богу, все равно!

Я останусь в чистом, светлом, продуваемом ветрами
Неприютном октябре.
Я вчера еще могла бы, бросив все, уехать с вами,
Но сегодня дождь серьезный на душе и на дворе.

Он смывает ложь и скуку позапрошлых объяснений,
Где была я виновата перед миром и собой.
Здравствуй, осень, дорогая,
Здравствуй, ясный день осенний,
Называемый судьбой!
1977 

Птицы







Куда летят встревоженные птицы,
Над домом очертив прощальный круг,
Заглядывая в поднятые лица?
Летят куда-то…
Может быть, на юг.

Им в городе томительно и тесно,
И даже крылья негде распахнуть.
Передохнув на  проводах небесных,
Они уходят в небывалый путь.

Летят, летят встревоженные птицы
И пропадают в сумерках, вдали…
И значит там, за городской границей,
Нет края света и конца земли.

Я — в городе.
Я еду на трамвае.
Я вас не знаю, звезды и леса.
А вот у птиц дорога — голубая.
Для них стоят над миром небеса.

Они летят, свободны и прекрасны,
Минуя годы, судьбы, города.
И тайну бесконечного пространства
Они мне не откроют никогда.
1977

Календари







В киосках продают календари,
Где событийна каждая страница,
Где след веков — как подпись очевидцев,
Который будет с нами говорить.

Когда заря вечерняя горит,
И спят давно уснувшие солдаты,
Я думаю о том, какие даты
запишем мы в свои календари…
1977

Я не буду твоей Маргаритой







  Александру Ремезу

Я не буду твоей Маргаритой.
Темень стылая в полуподвале.
Умирают в тюрьме фавориты —
Свои роли они отыграли.

Уподобившись Господу Богу,
Ты творишь и концы, и начала.
А луна сторожит у порога —
Королева во сне закричала.

Как ложатся слова на бумагу!
Словно пишутся собственной кровью.
Ты берешь обнаженную шпагу —
И навеки кончаешь с любовью.

Заливаешь слезами перчатки
На руках у Божественной Лики.
Забиваешь кусочек свинчатки
В сердце каждой написанной книги.

Прикасаясь, ты делаешь больно.
Тебе можно и это. Ты — Мастер.
Грянул колокол на колокольне —
И качается небо от счастья.

Ночь январская ясно прозрела.
Только в прошлом мы все перебиты.
Видишь, Мастер, свеча догорела —
Я не буду твоей Маргаритой.
1979